Вайчунас Анатолий
Серебренная нить
Рассказ
В этих краях. В спокойные времена короля Ричарда. В небольшом городке (настолько небольшом, что многие в нем знали друг друга по имени и профессии, которые заменяли горожанам неинтересные им фамилии) жила Анна – дочь рыбака. Её так звали потому, что она была ещё девица, и ей, пока ещё, рано было зваться по профессии мужа, а для своего дела, которому её научила матушка, когда была жива, её ещё рано было называть Анна-швея, или ещё почтительнее, по заслугам, – Анна-белошвейка.
Живя, в домике, ближайшем к реке, отец Анны, вслед за своим отцом, занимался тем что: либо ловил рыбу, либо чинил сети, либо не делал ни то и ни другое, и, может поэтому, они жили скромно, не вызывая интереса солидных горожан. Впрочем, видные городские парни не раз пытались заговаривать с Анной, – дочерью простого рыбака, несмотря на её неизменные острые и насмешливые ответы. Знать чем-то отличалась она от остальных здешних девушек, не таких уж заносчивых и не таких уж разборчивых, – как они сами, с некоторых пор, отзывались об Анне.
Ещё подростком, помогающим матери разносить бельё по заказчикам, Анна разглядела затейливый мирок состоятельных горожан, особенно их затейливые отношения, тех куртуазных времён. Она и свой мирок начала задумывать вокруг виденного недоступным-ничему-обычному. Мечтательность Анны уже привела к тому, что подруг у неё стало меньше. Но, вместе с оставшимися, в своей прочной и основательной жизни девицами, исчезло и, бесцеремонное, безостановочное, давление их практично-изощренного мира.
Её, слишком отвлечённые и затянутые, фантазии не увлекали даже давних подруг. А её странная смесь желаемого и обыденного, срасталась яркими очертаниями, существующего где-то рядом с виденным там же, где существуют и её подруги... Виденным вместе с ними, и поэтому, при одном и том же, с ними, предметно обозримом, – видении, для них, слишком, от предметности, отвлечённом; и поэтому, – при одном и том же, предметно обозримом, – не сомневающихся лишь в собственном непосредственном видении.
Может поэтому ей пришёлся по душе краткий обмен впечатлениями с кузинами-ровесницами. Обмен наиболее яркими, друг другу не знакомыми по невзаимной жизни, впечатлениями и событиями девичьей жизни. Обмен, не углубляющийся пока до степени обсуждения одинаковости хищного женского восприятия всего, что должно составлять или нарушать их женские жизненные интересы... Они-кузины жили в селении на той стороне бесконечной лесной полосы. Полосы леса, вместе с пересечением реки, уютно отгораживающей, городок Анны от слишком деятельного человеческого мира.
...
Замок, одного из не наследных, но все же из принцев королевской крови, находился вдалеке от городка. Но что такое дорога для пешего и что такое знакомые угодья для конного. Наезжал иногда принц со своей свитою на местные леса зверьё вспугнуть, оленей пострелять... а в это лето – особенно часто. Слыл принц Георг среди своего народа жизнерадостным и незлобивым, и, по молодости, неуёмным искателем дамы своего сердца. Отличался, и отличал себя, принц Георг, от других, расшитой серебренной и черной нитью, одеждой и ... склонностью к забавам...
...
И вот, раз, погожим днём, отправившись к своим кузинам и проходя через лес... На другой стороне поляны, заканчивающейся высоким кустарником, Анна заметила необычайно тонкий отблеск от солнца. Он изгибался и трепетал маленькой искрящейся молнией, то исчезая, то опять вспыхивая на одном и том же месте. Анна пошла к этому искрению напрямик, не обращая внимания на кусты шиповника, и чувствуя, как, иной раз, от платья, зацепившегося за ветку, рвется клочочек. Чем ближе она подходила, тем сильнее стучало её сердце.
Наконец, она подошла к зацепившейся на ветке куста серебренной нити, будто специально сложенной пополам и повешенной на ветку. Анна была наслышана о шутливых проделках принца. Некоторое время она ожидала услышать шум принцевой свиты. Не слыша ничего, кроме привычных звуков леса, Анна осторожно сняла эту нить. Полюбовалась на её блеск, достала платочек, и, скатав трубочкой, намотала нить на него.
Когда Анна засовывала платочек за пазуху, ей послышался мужской смех. Она как пружина распрямилась, насколько ей позволил рост и уязвленное достоинство. Но ничего не продолжилось, ни смеха, ни шума приближения к ней.
Вскоре ветер донес ржание лошади. Анна опомнилась, взглянула на чуть изодранное, в некоторых местах, платье, развернулась от этих звуков и, насколько возможно, быстро и тихо бросилась бежать прочь от места, где, быть может, кто-то не дошутил с ней до конца.
Прошло несколько дней. Анна всё это время не находила себе места. Ей казалось, что что-то может произойти: может что-то неприятное, может что-то непонятное.
Но время шло, ничего не случалось и она успокоилась.
Она не раз рассматривала серебренную нить, не раз попробовала её прочность, и думала, наверное, о чем-то далеком, потому как неожиданно услышала голос отца за своей спиной.
~ Никак серебро? Не видел я его с прежних пор, когда была жива твоя мать. Кому это ты собираешься вшивать её. Чей же такой скромный заказ, – нити не хватит даже на манжеты.
Не умела Анна лукавить с отцом, – рассказала.
~ Да, конечно, избави боже от встречи с вельможей.
Вот и весь его вывод из этого.
~ Разглядывать нить нечего, – не известно из какого места выдернулась. Может из попоны принцевой лошади, а ты задумалась. Лучше приспособь к какой-нибудь своей вышивке.
Обидные слова, но действительно, как это она даже не осмелилась подумать о том, чтобы украсить хотя бы одну вышивку, хотя бы окантовку птички, цветка...
И вот, она использовала всю нить, а не хватило совсем чуть-чуть: какие замечательные отблески изнутри цветков получились.
А на утро Анна обнаруживает лежащую поверх вышивки серебренную нить. Каково себя чувствовать, увидев такое.
Нет, – её нить в вышивке, а это ещё одна, и ничего ей не кажется. И опять её будто обожгло, как и тогда, когда в лесу ей послышался смех. Никому не дано так шутить над ней!.. Но, за день, не обнаружив ни постороннего, ни его следов, задумалась. Что она надумала, неизвестно, только отцу зазря досталось вечером. А за что, он так и не разумел, потому что дочь причины сама не говорит, а только его пытает. На том и разошлись по своим комнаткам спать.
И это продолжилось как игра, в которую она и не собиралась играть. Пусть кое-кто смотрит: на то оно и окно прозрачное в обе стороны, – она станет осторожнее с раздеванием и всем таким эдаким. Но, поскольку, её упрямство не на ком проявить, то и пусть стоит в стороне – придет и её черед отыграться. А пока, шитьё на столько хорошо выходит, что самой приятно. И, к тому же, от тех, кому она шила бельё, и иногда, как бы невзначай, оставляла свой собственный штрих, появились заказы именно на такие вещицы.
Время идет, всё продолжается и, как игра, уже исчерпало себя и стало обыденностью. Если кто-то загадочный не делает первый шаг, то как же могут дальше развиваться их отношения? Она не раз предполагала, – где может находиться тот, кто за ней наблюдает. Ей, одно время, настолько хотелось ускорить развязку, что она пыталась подкараулить и столкнуться с навязчиво скромным забавником. Не удалось. Ну и ладно. Есть нить, – ладно, а вскоре, встану на ноги и сама смогу; вот только где, нить, именно такого изготовления, доставать.
Она, постепенно и незаметно для себя, от вынужденности поведения под постоянным взором, перешла к не затрудняющей её естественности. Так что зря думал Карл, что она была такой и до этого. Она и ругаться с отцом стала иначе, – осмотрительно, чтобы со стороны это не выглядело отталкивающе.
И вот, однажды, перекупщик принёс ей моток серебренной нити и торжественно заявил:
~ Это от принца, он увидел мой платочек, расшитый тобой по моему заказу, спросил — откуда это, — похвалил, призвал своего портного и сказал попробовать тебя в свои златошвейки. А тот просит тебя вышить, что-нибудь ему, для оценки. Если угодишь, то златошвейки у него безбедно живут, но сами не жалуют тех, кто среди них своего прочного места не занял.
Вот тут то она поняла, что никто из высокородных ко всему происходившему непричастен ни так и не эдак. Она взялась, как следует, за отца, и ему пришлось признаться, что он, спьяну, в гостях у краснодеревщика, рассказал историю, с появлением нити и своим советом приспособить её. А подмастерье Карл внимательно слушал, а потом... “потом я стал помогать ему в этой игре. Первое время он сам тебе вешал нить. А когда ты пыталась уследить, каким образом появляется нить, ему, видать, стало не просто это сделать, вот он меня и втянул в это, тем более, что я... что уже увидел: ты... ты, как твоя мать... в общем, ему не надо было долго уламывать меня. Я верил, что открыться ему никак невозможно, с его то рожей деревенской. Верил, что с раскрытием этого обхохочемся и всё это сразу и закончится, а так... а пока...”
На следующий день раздался негромкий стук в дверь комнаты Анны, вошел Карл, – подмастерье краснодеревщика. Анной овладело негодование: как он смеет после всего, что натворил. Тем более, что её отец должен был вчера передать Карлу всё, что она сказала об этом. Наверное, Карл увидел в ней такое для себя угрожающее, что попятился ко входной двери.
– Как ты смел, — начала Анна.
Ей хотелось высказать всё, что кипело в ней до сих пор. Но от первых же её слов, всё в лице Карла задергалось. Он пытался что-то сказать, но все его слова оказывались невразумительны.
– Ты, ты... — только и смогла сказать Анна.
Что она могла сказать этому неуклюжему, нескладному парню. Всё, что она могла сказать, было из её сокровенных чувств, ожиданий, надежд, которые вселил и разрушил именно он, – чуждый и некрасивый. Всё в нем было теперь неприятно.
– Убирайся, и чтобы я тебя никогда не видела.
Она всё же совладала с собой, она сохранила свое достоинство. Едва не проговорившись, что всё это для неё значило, – она бы стала зависимой от него в таком... в таком... Пусть думает, что речь идет только о непозволительном с его стороны.
~ Я уже собрал вещи. Я пробыл подмастерьем лишний месяц, – не мог заставить себя уехать... Я не был уверен, что всё здесь будет идти по-прежнему. Я пришел просить прощения... Я не помышлял ни о чем в отношении тебя, я знаю кто я и знаю кто ты...
– Ну что тебе от меня нужно?
~ Я виноват перед тобой. Провожая твоего подвыпившего отца домой, я заглянул в твое окно и застал тебя за работой... Ничего прекраснее я не видал.
~ Я видел тебя на улице, но ты для меня была обычной гордячкой, надменной красоткой, к которым я, как и некоторые, безразличен. Ну да, конечно, и по причине моей заурядной внешности, я даже не мечтаю о таких как ты.
~ А тут, всё: и то, как ты двигалась вокруг подставки; как отклонялась назад, вглядываясь в то, что выходит; как делаешь стежки; как откусываешь нить... а один раз ты отошла и провернувшись вокруг себя, сделала реверанс, будто ты не работала, а разучивала особенный танец... такого я никогда не видал.
~ Я простоял под окном до тех пор пока не понял, что ты собираешься переодеваться, тогда я очнулся, что подглядываю, и мне стало стыдно, как человеку, которого заметили за этим занятием. Я тихо ушел с вашего двора.
~ Я вижу как вспыхнули твои щеки. Можешь быть спокойна, я не позволил себе ни разу сделать что-то, что не позволило бы мне смотреть тебе прямо в глаза, а тебя заставило бы отвести взгляд... может и наоборот, – я волнуюсь, что-то могу сказать не так, но мне кажется: ты поймешь.
~ Меня, всё виденное, настолько потрясло, что, вернувшись домой, я не мог поверить, что всё это, я не придумал себе. Да, я пошел и на следующий день. Я видел, что не придумал. Всё так и было, и всё продолжилось, – и опять я был восхищён.
~ Но я видел как уменьшается твоя серебренная нить. Я подумал, что всё это из-за этой необыкновенной нити: кончится нить – и кончится чудо. Я не всегда был в учениках у краснодеревщика, я кое-что умею: то, что не могут некоторые. Я за один день смог раздобыть небольшой моток такой же нити. Я сумел положить тебе такую нить, какой бы хватило на три дня. Моё необыкновенное счастье продолжалось, а за тебя, я придумывал разные объяснения этого появления серебренной нити. И ни в одном из них я не мог додуматься, что это может тебя, в конце концов, так ранить.
~ Но время шло и я попался на свою же удочку. Я видел, как изменяется твоя жизнь и какие вещи получаются у тебя. Я слышал от твоего отца, что теперь ты можешь сама покупать эту нить, и тоже надеялся, что всё это можно как-то переменить, чтобы для тебя не было помехой, когда это вдруг прекратится...
~ Может быть всё так бы и вышло. Я ведь, в конце концов, привык смотреть на тебя только со стороны, во мне уже не было того ошеломляющего восторга и невозможности спать по ночам. Всё встало на свои места. Я привык к тебе, молчаливой, как сейчас. Я уже не стоял возле твоего дома часами, но потребность увидеть тебя, убедиться, что всё у тебя в порядке, что ты по прежнему прекрасна, и всё в тебе прекрасно... – это было сильнее меня. Мне не просто будет жить без этого...
~ Но вот, что я хочу сказать. Не так много времени прошло, и я, с удивлением, понял, что серебренная нить здесь не причем, ты точно так же прекрасна, когда вышиваешь простыми нитками, и вскоре убедился, что и за другими делами ты точно такая же. Я понял, что всё дело только в тебе.
~ А серебренная нить здесь не причем. И только я стал её пленником, потому, что она уже заняла свое прочное место в твоей жизни. Ты уже признанная златошвейка. Я принес то, что было у меня, я не могу взять эту нить с собой. А тебе этих мотков хватит надолго.
Карл положил мотки на скамеечку, подле которой стояла обувь отца Анны.
~ Я догадываюсь, что твоя, поверь невольная, рана, будет долго заживать... быть может, ты меня, когда-нибудь, простишь, Анна.
– Да, ты виноват... ты очень виноват передо мной. Мне от твоих признаний не станет лучше. А моя жизнь... как была независимой от тебя, так и останется – от тебя независимой. Что сделано – то сделано.
– Это ничуть не хуже чем всё, что происходит и с другими, и я ничуть не слабее других. Ты признался – тебе стало легче? – что ж, с тебя и этого хватит. Как видишь, я с тобой ещё разговариваю не смотря ни на что, – с другим бы не стала. Так что, – прощай Карл. Женись, толстей и хвались потом, когда тебе покажется смешным, как ты водил за нос глупую девчонку.
Анна ещё раз обратила своё внимание на мотки с нитью, решая напоследок и их судьбу. Взяла один из мотков в руки, оторвала изрядный кусок нити от мотка, подняла моток и нить в разных руках к Карлу.
– Говоришь – понял: что причём, что не при чём? — И она отрицающе помотала головой.
– Что сделано – то сделано. Держи и попробуй не разжимать свою руку, сколько сможешь. Держи Карл, прощай.
Карл остался за захлопнувшейся дверью. С зажатой в кулаке серебренной нитью. Непрестанно поворачиваясь, будто ожидая ещё чего-то, толи вдогонку, толи вопреки рассудку, медленно отошел к калитке; постоял ещё недолго, ни на что не надеясь, но отчего-то с трудом возвращаяя решимость предрешённого ещё вчера; и пошел своей дорогой. Туда, куда вела его дальнейшая жизнь.
Живи Карл, женись Карл, расти детей и толстей, но помни Карл свою серебренную нить, и не разжимай своей руки с нею никогда.
2006г, 2008г.
Использование произведения, большее чем личное прочтение, оговаривается открытой наследуемой А.теД лицензией некоммерческого неизменносодержательного использования в интернете