Вайчунас Анатолий
Ночь любви
Рассказ
Солнце уже клонится к горизонту, а путь мой, и в этот день, – между рассветом и закатом. Время, безжалостным жаром солнца, отодвигает от меня цель пути. На родной стороне я бы мял вёрсты, в удобное мне, время суток.
Чем скорее доберусь до Кафы, тем быстрее расстанусь с неприятностями раскаленной пыльной дороги. Но не дано спешить, одолевающему раскалённые пространства между рассветом и закатом. Ветер, перегретым воздухом, обдувает спину. Конь мой идет неспешной рысцой, как раз такой, чтобы клубы дорожной пыли срывались с копыт вперед. Пот, всё равно, изредка, пощипывающей капелькой, неприятно пробежит по животу.
Ещё до сумерек я доберусь до большого татарского поселения. Надеюсь, что удастся, хотя бы эту ночь, отоспаться чистому, в постели. При уверенности в этом – дорога легче переносится...
Вдали, на пригорке, возникла фигурка путника и вскоре скрылась, спускаясь с пригорка в направлении моего же пути...
...
С пригорка я, совсем невдалеке, увидел спину, ровным шагом идущего, путника. Я должен был увидеть его гораздо дальше. Вокруг... – здесь место неподходящее для отдыха, зато удобное для добычных встреч...
Нагнав, как это было видно уже со спины, молодого татарина, я поравнялся с ним, и придержал коня. В штанах, с широким мягким поясом, без рубахи на теле, обмотанной у него на голове. Оружия при нем не было видно, а за тощим поясом много не спрячешь, разве что пару ножей, да за голенищами его добротных запыленных сапожек...
– Здравствуй добрый человек. Не знаешь, долго ли ещё до селения?
Татарин оскалил зубы в беззаботной усмешке рассматривая меня, и не торопясь с ответом.
~ Здравствуй руссич. Далеко же тебя дорога увела от родной стороны. До ближайшего поселения греков, для конного, не так далеко, – час; до следующего поселения, – так же успеешь; и до большого нашего поселения, ещё дотемна, сможешь, не спеша доехать. А назавтра тебе уже большой переход предстоит.
– А ты, почем, такой веселый, знаешь. Может мне как раз почти ничего пути осталось.
~ Подумалось. Без каравана, без спутников... Куда же ещё путешественнику ехать по этой дороге, как не в Солхат или в Кафу.
– Ты прав, в Кафу еду. А ты, такой веселый, долгий путь держишь?
~ Весь день прямо. Доберусь до Солхата, а там: коня добуду, запасусь арканом, ятаганом, луком... получше твоего, и опять прямо... до самого моря... веселиться.
– Я вижу ты без воды. У меня с собой мех с водой. Глотнешь вдоволь?
~ Отчего же не выпить, коль предлагаешь.
Я спешился спиной к нему.
– Флягу, я уже осушил, а бурдюк для себя отвязывать, – жажда ещё не слишком замучила.
Я неспешно, всё так же спиной, отстегивал карман дорожной сумы, давая ему более удобную возможность для нападения. Татарин, наоборот, не делал ни единого движения. Ни замаха, ни движения телом вперед... Я обеими руками взялся за горловину бурдюка, чтобы, с видимым усилием, вытянуть его из сумы... и тут он сделал резкое движение рукой в направлении меня... Я, уже отталкиваясь от седла одной рукой, разворачивался и уходил вбок, одновременно отбивая, другой рукой в мелкой предплечной кольчуге под рукавом рубахи, тот предмет, что должен был быть в его руке... Рука его была пустой и в меня ничего не втыкалось.
~ А ты храбрый руссич, — он пальцем указал на свою тень и на мою лошадь, наверное понял как я, слезая, отодвинул коня в сторону от него, и чуть повернул так, чтобы видеть тень татарина. — Но ты бы всё равно не успел.
– Лучше знать, что можешь не успеть, чем не успеть, так и не узнав. Разве у тебя не было серьёзного намерения?
~ Как видишь, я отказался от своего первого намерения – отнять, но не убить. Я видел слишком много трусов и поэтому мне хочется с храбрецами сражаться только лицом к лицу. – Он принял бурдюк, который я повторно достал из сумы, и отвязывал перегнутую горловину. – Не беда, что остаток пути до поселения будет пешим, там у меня будет всё необходимое.
Он приподнял бурдюк и пустил струйку себе в рот и несколько раз прерывался, чтобы отдышаться.
~ Отдаёт вином...
– Я рассчитывал на того, кто умеет только со спины нападать.
~ Хороша водица, – он вернул бурдюк не завязанным. – И что же, ты на каждом путнике вот так задерживаешься?
– Когда как. Иногда миную галопом; особенно, когда мне некогда.
Я не стал пить, а начал заполнять, действительно пустую, флягу.
~ А съедобного у тебя ничего не найдется для путника?
Я достал свёрток, развернул полотно с куском хлеба и куском сыра, что оставил, на всякий непредвиденный случай, на ужин, и отдал ему.
– Я вечером буду сыт.
~ Второй день не ел, а выпрашивать не приучен. Это у тебя не стыдно спросить, ты видать привычный к долгому пути и ко всяким переделкам, не раз, верно, попадал в затруднительные положения...
Что ж, это повод и для меня – показать себя. Я достал серебряную монетку, протянул ему.
– Ты уже через пару часов сможешь перекусить досыта. Ну что ж, если у тебя ко мне больше ничего нет... — Выждал время, вскочил на коня. — Тогда доброго пути, весельчак.
~ Доброго пути руссич, как знать, может ещё встретимся, – верну твою денежку. — На угрозу не похоже, но и на пустое обещание – тоже.
На следующее утро он догнал меня, через три часа после того, как я выехал из поселения.
Я услышал сзади, с подветренной стороны галоп, при приближении ко мне перешедший в рысь. На расстоянии точного полета стрелы я обернулся и разглядел знакомые черты. Татарин. Теперь: на резвом коне, при хорошем вооружении. В рубашке, – чтобы перевязи не натирали, и в сером тюрбане. Я остановил свою лошадь, развернул её и стал дожидаться дальнейшего...
~ Здравствуй руссич, я узнал, что ты недавно выехал. Ты ведь едешь через Солхат, мне с тобой пока по пути. Ты не против?
– Нет не против... тем более с таким веселым попутчиком.
~ А я теперь до конца жизни буду таким веселым. — И он в доказательство словам звонко рассмеялся.
– ...
~ Мне так смешно, потому что первый раз в жизни сам умирать еду...
– ?... — Не хочет уточнять, ну что ж, может ещё раз вернется к этому: путь долгий. — И что же в этом смешного?
~ А то, что люди, вместе со мной, начинают смеяться. А ты почему не смеялся?
Но мой настрой всё ещё не выровнялся на беседу.
– И как же ты раздобыл всё это?
~ Честным способом. Я никогда не был вором. Ну что руссич, припас еды? Сегодня целый день не будет поселений.
– Хлеб, сыр, вино.
~ Ну а я мясо и зелени...
– В такую жару?
~ Не морщись, запаха не будет. Свежая конина, вымочена в особом остром растворе. Мне эти места знакомы. Как раз в полдень мы будем у маленькой речки, если уклонимся левее от дороги.
– Кто ж не хочет отдыха у реки, особенно в день, обещающий быть опять жарким.
...
– Я не ожидал, что здесь будет роща... пожалуй даже лес.
~ Мы остановимся вон там.
– А почему же ты не остался в Стамбуле, если всё действительно так замечательно, как ты описываешь.
~ Там я мог бы стать даже начальником стражи у какого-нибудь паши и ни о чем не заботиться. Но тогда бы мне пришлось служить кому-то лично, а я этого не умею. Я воин, но равный среди равных, и никто не смел мной отдельно распорядиться. Я воин, и я люблю битву, но только битву, без битвы меня нет среди праздно дожидающихся своего часа, и, за сытное времяпрепровождение, услуживающих каждому, содержащему праздную рать. Моя жизнь только в этих степях и только с теми... — он, не закончив показал на промежуток в особо сочной зелени ближайших деревьев. — Сюда.
Мы въехали на поляну примыкающую к речушке.
– Какое чудесное место.
~ Да, я выкорчевал с середины несколько деревьев и сам тесаком срубил ветви с того наклонного дерева, чтобы можно было сидеть прямо над водой... опять выросли... пусть растут... Мне столько раз снилось это место...
– Я расседлываю своего коня... — но он будто не слышит.
Ахмед – так звали татарина, пошел к наклоненному дереву. Там и остался стоять, забыв обо мне. Я пошел собирать хворост для костра. Лошадь покормлю потом, на пару с его жеребцом.
Когда я вернулся с хворостом и большой сухой веткой, Ахмед уже расположил седла поудобней и доставал свой провиант. Я ещё раз сходил за ещё двумя запримеченными сухими ветками. Пожалуй этого хватит с избытком...
~ У тебя руссич вина достаточно, чтобы захмелеть.
– А я не для себя его держу. У меня иногда еды с собой не оказывается...
~ Так ты её вином... — он замолчал на полу-фразе.
– Ты что?
~ Хотел засмеяться, но не смог. Мне показалось, что эти деревья меня уже когда-то слышали. Они помнят меня и всё, что здесь было. И я не могу перед ними смеяться, они, быть может, уже знают всё.
– Что всё?
~ Не спеши, мы ещё не выпили. А ты больше молчишь руссич, о себе мало говоришь.
– Спрашивай, может и отвечу.
~ Зачем тебе этот чародей?
– Говорят, имеет то, что навек тебя счастливым сделает.
~ Слышал, слышал. Не продолжай, — а я и не собирался продолжить. Он нахмурился. И некоторое время молча подбрасывал хворост в костер. Скоро палки все прогорят.
~ Мой лук лучше, — неожиданно произнес Ахмед
– Ну и что?
~ Видишь нарост на том дереве... Да, которое слева. Я отсюда попадал в это место много раз, это дерево залечило раны после моих стрел. Попадешь?
– Стоит ли делать всё на показ?
~ Всё что я говорил о себе я могу подтвердить не только словами же. Ты ведь за делом собрался, а это слишком громкие слова. Попадешь дважды?
– Попробую.
Придется тратить лучшие стрелы. Доставая лук, чуть задел тетивой за седло. Звук был подходящим. Наклонил колчан поудобнее к себе...
~ Нет ты надень колчан. Как ты обычно делаешь.
Ну что ж, если как обычно, значит как обычно. Рука почувствовала лук как и прежде, не открывая глаз, я мог сразу же дотронуться до тетивы. Пальцы отделили в колчане стрелу и уже вращали оперение. Стрела извлекалась колчана сама собой и послушно ложилась ... Я выпустил стрелу за стрелой и они отправились искать этот самый нарост и воткнулись, вплотную к нему, одна над другой.
Ахмед крикнул мне под руку, когда я выпускал первую стрелу. Напрасно он решил проверить мои нервы. Я ведь в рискованной, но не в боевой обстановке и, поскольку окружающее, не приняло привычную закономерность размеренных движений боя, в которую, не успевший вникнуться, пропускает самое главное для себя... то мгновенно откликаюсь на любое, непонятное мне, изменение в окружающем. Но я не стал оправдываться.
~ Неплохо руссич. Главное быстро... Я еду за жизнью бея Аргына. Это небольшой крюк для тебя. Его все боятся, даже мои братья. Я не найду того, кто мог бы прикрыть мой вход в дом, а там я уже сам.
– Зачем мне убивать людей Аргына?
~ Затем, что он злодей.
– Каждый наместник злодей. Я не хочу убивать людей.
~ Ты шутишь, или мне показалось что ты воитель.
– Я никогда не нападал без войны. Иногда мне приходилось защищать себя и других, но я никогда не замышлял убийства. Мне нет необходимости убивать кого-то, только из-за того, что ты его ненавидишь. Я немало повидал наемных витязей. Их цели не отличаются от твоих.
~ Ты защищал своих людей? От кого?
– От злодеев, от нашествия, от произвола. Везде, где я видел своими глазами, что...
~ А я не видел своими глазами. Когда я уехал – был человек, когда я приехал – нет человека. Но все, все говорили... Он делал это на глазах у всех...
– Послушай. У вас гораздо больше обиженных вашими князьями, чем у нас на Руси. Но и там я не был в силах помочь каждому. Это не разбойники и не чудища. Сколько у нас не убивали правителей, а этим обычно занимаются их родственники, – сами правители не исчезли и не исчез их произвол. Почему ты не покусился ни на одного светлейшего там в Стамбуле. Неужели они не творят то, что хотят, с любым, кто попадается на их пути?
~ Никто не смел замыслить в отношении светлейшего... и сказать... и тем более попытаться, иначе б я сам... но... Да... если бы мне кто-то рассказал о том, что знаю теперь...
– Знаю, знаю... Все мы знаем, только очевидеть не хотим. Ты же ничего мне по сути не рассказал. Расскажи, а там уж я, извини, сам решу, – помочь или в стороне остаться.
...
~ Выбор пал на меня. Но моя жизнь была только здесь. Поэтому я вернулся к своей семье. Родители, два брата, две сестры. Они и теперь живут хорошо и будут жить хорошо. У них всё есть... Да, я не из бедной семьи. Я вернулся к своей невесте. Пока я был в отъезде, она уже созрела и расцвела. Она ждала меня. Её силой увез Аргын. Мои братья боялись ему помешать. Ему никто не стал препятствовать. Его все боятся. Вот и теперь кто-то, из страха, пытался сдать меня его людям. И я его когда-то боялся, а вот теперь мне смешно. Что я ещё могу тебе сказать?
– Не знаю, но мне этого мало чтобы у меня поднялась рука на плохого человека.
~ Да я и сам понимаю, что всё это было не с тобой... Ну что ж, не пора ли нам попить, поесть. У нас ещё времени в достатке. Так что обо всём успеем услышать.
...
~ Какой ты, руссич, невозмутимый.
– Не надо тянуть из меня жилы бесхитростным способом. Если ты будешь из меня чувства выжимать, то я тебя, в свою очередь, буду спрашивать, – а что делал ты, когда, и до этого, твой Аргын чинил беспредел над другими девушками, у которых были свои возлюбленные?
~ Да, тебе мало слышать, тебе надо видеть. Ну так ладно. Хочешь знать столько, чтобы никогда не забыть, – слушай. Никому я не хотел о нас рассказывать, но тебе мало меня видеть.
...
= Какой ты, руссич, невозмутимый...
– Это ты так шутишь?
~ Ты что?
– Женским голосом!
Ахмед показал на свои уши и разведя ладони в стороны покачал пальцами по сторонам, мол он никогда не теряет бдительности.
– Почудилось...
Это было как прыжок с утёса в море. Я бы спокойно пировал на этом утёсе, и наслаждался бы изумрудностью моря, и нисходил бы к нему, ощущая тревожащее приближение, нарастающей его мощи и безбрежности... и это-то при его слабом оживлении. И приблизившись, не обманулся бы: ни в неощутимом приятии себя в податливую негу ласкающих волн, ни в неподатливости упругой стихии, не приемлющей твоего предрешённого напора... И выждал бы собственного свыкания с этой, неподвластной моему, вызревшему издали, впечатлению, стихией. И встретился бы с ней телом к телу и слился бы с ней...
Но мне суждено было видеть, как, без тени сомнения, юноша направлялся к краю утёса и, задержавшись там, лишь для того чтобы увидеть – море на своём месте и в состоянии ожидания его... он легче птицы отправлялся в объятия, иной для него, стихии...
До этого, я подходил к краю утёса, не слыша биения сердца. До этого, – не делавший ни единого промаха, с приближением любой опасности, и чувствовавший грань зависимого только от меня... после этого... моё сердце, по мере приближения к краю утёса, заведомо зная, что за этим краем – нет предназначенного схватке со мной, билось, тем не менее, всё чаще и чаще.
Теперь я знал, что ждёт и меня, но не торопит ни малейшим знаком вызова, знаком призыва. И что это зависит, не от моей храбрости, не от моей доблести, а от моей отчаянной решимости...
Мы какое-то время будто не замечали друг друга. Но стоило мне увидеть, как всё Её существо замерло и поглотило собой весь мир... когда Она, со стороны, своими глазами, узрела, как достойный из достойнейших преклонил свою главу перед прочимой ему, всего лишь в издавна обещанное... и как та приняла это преклонение, как подтверждение небезрезультатного пребывания у её ног... Я понял что и Она способна к трепетно непостижимому для меня и может раскрыть это для того, кто станет для Неё всем в этом мире. Я понял... И с этого мгновения я был у Её ног, хотя ни разу не смел признаться в этом. Но, наверное, она чувствовала не только чьё-то чудо соприкосновения бессмертных душ, но и почувствовала стремления другой души... – она увидела взлёт моей души, ещё не сладившейся с непривычным сердцебиением.
Тебе, руссич, не понять, насколько мы ограничены в выражении своих чувств словами. Тебе не понять, насколько надо проявить себя в одинаковых для всех поступках. И не в сторону отвращения, а в сторону влечения. Даже состязания мужчин могут вызвать не сочувствование, а неприязнь к самовыражению на несомненно побеждаемых... То, как ты седлаешь коня или принимаешь кумыс у старой служанки... Хорошо только тем, чьи избранницы равнодушны к тому, что ты собой представляешь, сверх собственного самодовольства, среди довольных собой...
Никто не смеет отказать поставившему в зависимость... Но, как только мои родители заручились обещанием её родителей, я понял, что на самом деле, главного для её чувств я ещё не значил. Для неё это была принижающая неожиданность. Для меня это была неожиданность собственной несостоятельности. Но и это время было благословенным моими невероятными, но не напрасными стараниями. Мы были оба счастливы это время приятия друг друга душой, – как я постиг, осмыслив это, спустя много времени, осмыслив это, через многие пространства.
Поймёшь ли ты прочувствованное непреодолимое стремление друг к другу. Как и год назад, нас ничто не сдерживало, при наших неясных чувствах и сильных желаниях. Так и год спустя, когда наши чувства не охладели знанием черт друг друга, а более обострились знанием внутренней сущности друг друга... Уже ничто не мешало нам принадлежать друг другу, кроме того, что всегда это сдерживает, – праведное сочетание. Срок не всегда сокращается желанием: праведным было выжидание жребия очередного набора в службу султана. Я не ропщу на справедливо испытанную судьбу, и пошёл служить с желанием быстрее с этим справиться. Но, наверное вопреки судьбе, мне следовало бы остаться. Осуждаемым, гонимым, но я бы смог не позволить дотронуться до неё, пока жив сам...
Иван встал, не давая возможности говорить с ним дальше, и пошел к берегу.
Выбор маленький: либо поверить, что всё так оно и есть, либо плюнуть в душу... на всякий случай...
Беем меньше... злодей всё-таки. Даже если бы не этот случай... – по пути уже наслышан о его жестоких выходках. И слишком возможно, что и тебе оттуда не вернуться. Слишком возможно. Досрочный конец пути?.. Когда тебя лишают выбора – это одно, но когда тебе, вот так сразу, предлагают не свой смертельный выбор...
Вернулся к Ахмеду:
– Мы задержимся ненадолго у греков. Ровно на столько, чтобы я смог пополнить снаряжение.
– Может даже бесславной смертью...
Иван прикрывал как мог прорыв Ахмеда во дворец.
Ахмеда долго не было и оставаться с каждой минутой было труднее. Людей хватало и на отчаянного напавшего, и на оставшегося, – чаявшего дождаться честного исхода.
Ахмед всё же появился. Наконец-то появился. Но не один. Ахмед вынес из дворца на руках свою возлюбленную. Иван почувствовал недоброе и ожесточился.
– Чтоб вас всех. Всю вашу нечисть повыведу. — Шептал он себе, соскальзывая по веревке внутрь двора.
– Ворота, — Закричал он Ахмеду. Другой возможности с такой ношей у них не было...
Свалка, из мертвых и брыкающихся лошадей, в воротах, надолго сдержала преследование... Совсем юная. Иван догадался – ножом в спину. Что ж, от них уже ничего не зависит...
Ахмед дождался его, хотя мог ускакать со своей парой лошадей, а мог и со всеми. Они двинулись не спеша и прислушиваясь к тому, как от дворца с гиканьем и воплями сорвалась конная орава и помчалась, подальше с глаз хозяина, стараться во всю прыть.
Недалеко проехали по мелколесью, и выехали на начинающееся степное пространство с редкими островками деревьев. На открытом пространстве остановились. Через час солнце скроется, ещё через час стемнеет.
Ахмед, со своей девушкой, ещё по дороге, обменивались фразами. Голос его дрожал, голос её был спокоен, иногда звучал горечью, а иногда радостью.
Иван ещё кипел злобой, его бой ещё не кончился, он всё ещё вспоминал остальное, в чём не успел до конца разобраться в хаосе битвы и ужасался количеству своих просчетов. Но и нападавших было много... Он, только в моменты их возобновляющегося разговора, остро переживал за неё, за него...
Остановились. Иван помог принять с коня на руки легкую и ещё юную девушку. Он держал её на руках пока Ахмед срывал с себя плотную накидку и расстилал на траве. Иван смотрел в лицо девушке. Было видно, что она страдает от боли и пытается удержаться в сознании. Она никак не воспринимала Ивана, просто ждала, когда очутится на земле. Тонкие восточные черты лица. И по их и по нашим меркам она была красавицей. Ахмед принял её в свои руки и уложил на накидку. Иван управился с лошадьми и подошел к ним. Он вопросительно посмотрел на Ахмеда
~ Я сейчас приду, — сказал Ахмед своей девушке
Ахмед поднялся и они с Иваном отошли.
~ Я вытащил нож... ещё во дворце. Это евнух. Убежал. Нож вот на столько вонзился, — он показал на своей ладони и вопросительно с надеждой посмотрел на Ивана. — Крови немного...
Иван только отрицательно покачал головой. Ахмед бессильно уронил голову на грудь. Помолчав, он, не поднимая головы, с трудом произнес.
~ Аргын всё ещё жив и невредим... Она попросила дать ей чуть отдохнуть. Мы дальше не поедем. Я не знаю что мне делать... Она повернула голову в нашу сторону. Идём...
Они с Иваном быстро подошли. Ахмед опустился на колени Она протянула к нему руки.
= Помоги мне присесть. Мне нехорошо лёжа... Да, так легче. Теперь легче. Обними меня. Нет, ты сядь удобней и обними меня.
Ахмеду всё-таки пришлось скособочиться, чтобы ей сиделось без изгибания тела. Он старался не причинить ей боли своими движениями.
= Теперь я умру... Не сейчас, не пугайся. У нас ещё есть время. Как ты похудел. Щеки ввалились. Это всё из-за меня. Прости, я не смогла себя сберечь для тебя... Я так боялась умереть сразу, на ходу. Я ничего не успела сказать кроме того, что люблю тебя. Но всё равно, всё равно я счастлива, что уже это успела сказать тебе до своей смерти. Я знала, что ты придешь за мной и... за ним. Я ему это каждый раз обещала, когда он меня... брал силой. Я ему говорила, что ты придешь и убьешь его. Я дождалась тебя и теперь всего этого нет. Как я хотела тебя услышать. Ты шел ко мне. Ты пришел за мной. А я боялась, что ты придешь только за ним. Я боялась, что ты умрешь раньше меня. Но я хотела видеть тебя любого и потом умереть. Всё оказалось гораздо лучше, ты цел и я с тобой. Я об этом могла только мечтать: чтобы ты ещё раз обнял меня, чтобы я ещё раз услышала биение твоего сердца. Ты бы знал, как я тебя любила, но стыдилась сказать тебе вот так, глядя в глаза. Я думала только о тебе и больше ни о ком. Как мне хотелось, чтобы ты помнил меня вдали, чтобы думал обо мне. Ты хоть капельку думал обо мне там, скажи.
– Ничто меня не прельстило, и ни на чём не задержалась моя душа. Всё было пусто без тебя. Только к тебе одной стремился. Но не успел. Прости. Меня не было рядом.
...
Начинало смеркаться.
...
Кто из вас удержится клясться в вечной любви, нелукаво надеясь при этом, что именно такой она будет. Так хочется бесконечно длящегося счастья, что кажется, – жизни не хватит утолить жажду вечной любви... Им же хватило одной ночи... пока жизнь уходила из неё минута за минутой, слово за словом... – Только не молчи, – времени осталось совсем мало, а мои чувства ещё не утолились тобой... Только не молчи, – пусть до конца свершится таинство переселения душ... Не молчи, у меня сил уже осталось только слушать, как в тебе продолжает жить наша любовь...
Порой состояние печали бываёт приятным твоему стороннему глазу. Я не назойлив к чьей-то самоуглублённой грусти и не глух к несдержанной чьей-то тоске. И это взаимно продляет минуты осторожной сопричастности чувствами, мало-свойственными жизни насыщенной опасностями. – Осенний лес. Его древесные долгожители, предчувствуя суровые перемены погоды, стараются взаимно скрасить дни своей печали, совсем не принимая в расчёт мою, не замирающую вместе с ними, жизнь. Мне остаётся только прозапас впитывать в себя горечь гордой обречённости, а снисходительной осени – не жалеть лучших красок печали для своих избранников.
Может деревья, кусты слышат нас. Иначе почему мне здесь хорошо и печально, как в никаком другом месте, и я не сдержан на душевные слова вслух. Не зря же они не рождаются вновь, а просыпаются следующей весной, и помнят...
Не в их ли шепоте я слышу, никогда не звучавшее в моей памяти.
– Только не молчи, мой милый...
Неровное прерывистое дыханье ветра не совпадает с началом и окончанием сбивчивого шепота деревьев обо всём прошедшем на их веку.
– Я сохранила твой талисман, вот он...
И тяжкий вздох деревьев о своем. Что же ещё здесь было незабываемого на фоне их солнечно-пасмурной незатейливой жизни.
– Только не молчи, мой милый...
Наверное каждый может расслышать созвучное только его душе.
– Это не боль, это совсем не боль в сравнении с тем что осталось там... осталось там... осталось там...
Осталось там. Да, большую часть её существа отняли там, Ахмед привез уже меньшую, оставшуюся часть телесную и всю сохранившуюся часть душевную.
Ветер с трудом шевелит увядающими губами осенних листьев.
– Не молчи...
Не просто вылавливать из этого, хаотично повторяемого шепота листьев, неповторимое уже никогда...
2006г, 2008г.
Использование произведения, большее чем личное прочтение, оговаривается открытой наследуемой А.теД лицензией некоммерческого неизменносодержательного использования в интернете