Вайчунас Анатолий
Обмен без обмана
Рассказ
Погожий день начинающейся весны. Я ждал её в этот раз с особым нетерпением. Это будет уже двадцать, с лишним, лет отроду. За несколько последних вёсен я привык к тому, что и во мне начинает в эту пору усиливаться тяга ко всему цветущему, рвущемуся к жизни. Которую, по короткому счету, зиму во мне зреет нетерпеливое ожидание прихода весны, вместе с журчанием талой воды, нарастающими запахами впервые нарождающейся зелени, оживающей земли и вырывающейся из зимних оков растительности. Я истосковался по чистоте голубого неба, по заливающему всё, своим живительным светом, солнышку. Вот и моя кровь опять взыграла. Пойду, отыщу своё, по прежнему недоступное, и ни что не сможет меня остановить в этот раз. Ни препятствия, ни соперники. Я принимаю твой вызов, старик! Не сумел я, за год, выбросить, из головы, твоей сказки.
Не спокойно на Руси, ох не спокойно. На хуторах заборы высокие, дома со ставнями. В деревнях в каждом дворе собаки. В ночном городе людей не докличешься. Нет половцев, нет монгол, русский человек теперь себе главный враг. Перестали давать жить друг другу. Выбрасывают из жизни людей за своевольность, за нерачительность, за бесприбыточность, да и не только наместники своенравные, но и соседи, сладость зависимости вкусившие. Оставляют, вышвырнутым из жизни, соблазнительную возможность кормиться разбоем, а это дело выходит даже проще воровства.
Вот и едешь один, дорогой пустынной, и ждешь стрелы с любой стороны. Ждешь встречи с людьми лихими, устои жизни, вслед за своими властителями, поправшими. Но уж если седлаешь коня, значит помнишь цену жизни малую и цену застолью, с отвагой-равными. Кабы не рос среди них, от одного их взгляда загораясь, а не трепеща, как прочие, так и нужды в дороге не знал бы, в конце которой, взгляд оставшихся, обретает неизбежную отстраненность от жизни, которая держит на отдалении, даже хозяев их судеб.
Не нравится мне пропащих добивать, но когда дружиной едешь, то и правило одно на всех. Если не погнал напавших из засады, не перебил их большинство, то не можешь ты большую часть пути спокойно ехать. Страх расплаты незамедлительной – велик, и рука натягивающая лук дрожит, зная чем обернется промах. Разве что все на одного, но и тогда о себе поздно думать. Будет вам страх, на следующий раз, приступая, богатыря валить, даже одинокого.
– Ну а вы кто? Разбоем промышляете или разбоем спасаетесь... Нет, я бью всякого кто под руку попадется, потому и один, что под руку попадались не только люди без роду и племени... У меня есть? – И конь верный и деньги в обмен на дела добрые – неужели мне белье чистое с утра одевать, пить, объедать и ещё более бедными оставлять тех, кто дал приют и пищей делился... Что конь? На тебе вон щит украшенный и сабля булатная, что ж не отдашь своим подельщикам?... А-а. Ну так и я не прост. У других, их отвагой завоеванное, не отбираю, но и свое, не с неба упавшее, не отдаю, прежде жизни. Ты как сегодня расположен – умереть или поужинать. Это хорошо что ты задумался, а то бы уже первым лежал. Как видишь мой нож быстрее натяга лука, а следующий в моей руке сам оказался. Я как и ты, долго не люблю думать, мне проще быстро умереть, чем долго уговаривать. Так как, не обеднеете от лишних дров в костре? Ваша еда – мое вино. Ваши песни, – мои байки. Ваша отвага, – моя честь...
Не уговорил. Мой щит пока еще ни одна стрела не пробила, а в лесу мало мне равных в звериных играх. И конь мой приучен не стоять на месте, а играть с людьми. Пусть думают, что я от него никуда не денусь. Правила этих игр жестокие: лошадь с сумой – это приз, и достанется он последнему. Не просчитаться бы мне в количестве желающих...
Как ни выбирай бездорожье, а все ж наткнешься на не брезгующих любой добычей. А ведь с виду сытые и приодетые, ну что им ещё не хватало...
Вот и славный город Константитополь. Велик город Константитополь, если можно зарабатывать сопровождая путешественников до нужного им места. Покажи мне юноша сначала дом чародея Фарука... Баруха, говоришь? – язык свернёшь... а потом веди на ближайший постоялый двор.
Да, это больше походит на дворец. Ну что ж, нынче же и посмотрим, кому открываются двери Баруха – деньгам, званию или талисману из ярко красного металла. Вот только приведем себя в порядок после пыльной дороги.
...
~ Что угодно, уважаемому?
Я отдал бумагу и произнес вслух, что там было написано.
– Путешественник из далекой страны. Узнав, о неких чудесных вещах, которыми владеет досточтимый чародей Барух, проделал долгий путь, чтобы предложить то скромное, чем сам владею, на достойный обмен.
~ Наш господин ещё не вернулся. Если путешественнику будет угодно подождать...
– Нет, я оставлю здесь мальчика, вон он стоит на улице. Как только досточтимый Барух вернется и согласится меня принять, скажите это мальчику за час или раньше. Он будет здесь и завтра стоять.
~ У нас есть слуги и если бы...
– Мне так удобнее, – тем более, что дорогу ко мне знает только голубь.
~ Всенепременнейше уважаемый.
~ Нелегкий путь пришлось преодолеть, юноша?
– Почти месяц дорог и еще два месяца невзгод. Из самой северной для вас страны.
~ И что же, ваши места на чудеса богаты?
...
Я гордился своей независимостью и достаточностью всего что при мне.
– Деньги у меня есть, но они только на то, чтобы не оставлять приютивших меня еще беднее. Я сам чего-то стою, если мне надо недоступное.
~ Не горячись, юноша. Нет денег и не надо. У тебя пока ещё есть конь, голова и твердая рука. А мне деньги нужны только потому, что я стар, слаб и немощен, а мне всё ещё кое-что нужно. Это вам молодым, нужны молодые утехи, а нам старикам нужны свои утехи старости. Вам всегда своих хватит, а если что, так оставите друг друга ровно столько, сколько хватит каждому на свою утеху. Нам сложнее, наших утех не хватает нам всем, но биться друг с другом старикам смешно, у нас свои пути обретения. Сослужи мне службу, и дева твоя. Добудь у злодея Юсуфа светильник, который он охраняет лучше, чем свои глаза, хе-хе-хе.
– А ты что, уважаемый, разве не такой же, как твой Юсуф.
~ Ну что ты. Ты же видишь, мой дом открыт для всех. А до Юсуфа надо суметь добраться. Но я тебе кое-что открою. Что, впрочем, не помогло прежним храбрецам и удальцам, – во всяком случае, так мне они себя представляли.
– Я воровать не привык. Я привык брать в честном бою.
~ Будет и честный бой, но, как мне кажется, только с твоей стороны – честный. Глупость сродни храбрости. Безумных храбрецов ловят на одну и ту же приманку. Это я тебе говорю о той западне, в которой, на первом шагу, остались храбрецы, не желавшие слышать моих предупреждений. Им всё казалось, как и тебе, что я говорю больше, чем положено знать отважному и бесстрашному. Такими они и остались навсегда.
– Я буду слушать всё, что ты скажешь, а дальше уж я сам позабочусь о своей чести.
~ Уж не княжеский ли ты сын, у тебя задатки мудрого властителя. – обычная лесть, но в глазах его загорелся алчный огонек.
По чем нынче княжеские отпрыски, уважаемый.
– Если быть богатым, зачем сходить с места, как и тебе уважаемый. При моей названной мудрости не сложно захотеть, чтобы владетельному принесли желаемое, лишь бы награда была подходящей.
~ Захотеть-то несложно, да вот только тот, кто дает золото и тот, кто берет золото, способны только к игре золотом и чужими жизнями на службу золота, а не утрату собственной жизни на то, что стоит золота. А мне таковые не интересны...
– Не в речах я пришел с тобой состязаться. У меня от твоего вкрадчивого голоса голова пухнет, или подсыпал в питье ваш порошок, который отделяет душу от человека.
~ Это голос у меня такой певучий, а вам всем кажется, что вкрадчивый. Этот порошок оружие женщин, не достаточно владеющих собственными чарами. Им утешаются только не способные что-то иметь в жизни. Ты мне нужен храбрец, и этого достаточно нам обоим. Так слушай...
~ Бери, владей, но одного бойся, – следующей весны
– Это почему же?
~ Вспомни себя и поймешь.
Следующих молодых и рьяных, или свою неуемность желаний? Лучше бы договорил, – он же меня насквозь видел.
– Ответь мне уважаемый, ты не боишься что с тобой всё будет как с Юсуфом.
~ Ты спрашиваешь, не наивен ли я, и не наивен ли был Юсуф? Наивен ты, юноша. Ты знаешь только свои первые желания в этом непостижимом мире. Мне достаточно, что я сейчас владею этой вещью. И расстанусь с ней вместе с жизнью, потом она мне уже не будет нужна. Тебе, я вижу, очень хочется знать зачем она мне, но ты осторожен с тем, что стоит жизни и не одной.
– Я думал об этом, и решил иначе, что мне теперь в моей жизни, ничего не надо, кроме того, что у меня теперь есть, всё остальное я добьюсь своими руками, не в смысле добыч, а в том смысле, что наконец-то я построю свой дом, наконец-то я займусь делом, каким ещё не знаю, но у нас все занимаются разными нужными делами. Наконец-то мой дом наполнится и воркованием голубки и щебетом птенцов и нет ничего такого, что могло бы меня заставить по своей воле оставить всё это и отправиться за, всего лишь, вещью, которая ничего не добавит моей жизни.
~ Ты знаешь, что тебе нужно сейчас, но лет десять назад тебе ничего не было нужно кроме родительского крова, неба над головой, травы по пояс, свободы с утра до вечера и друзей, которые казалось вечно останутся мальчишками преданными своей дружбе. Не зарекайся сегодняшним днем.
– Что же тогда не знаю я?
– Всему свой черед, юноша. Я уйду из этой жизни, а светильник останется. И, как знать, быть может ты, в свое время, познаешь ценность и наших утех. Всё в моем возрасте дается особой ценой, ты ещё не готов платить её за эти знания и эти вещи. Таких вещей не так много, чтобы ты не узнал, в конце концов, о чудесных их свойствах. И, как знать, быть может и тебе удастся устроишь кому-то счастливый обмен без обмана, – очарования на отвагу, и храбрости на отчаяние, и этот светильник будет твой. Ты спросил, опасаюсь ли я тебя сейчас, и опасаться ли тебе сейчас меня. Ни сейчас, ни потом. Мне не страшны сами покупатели чужой доблести, их не боялся и Юсуф, мой дом был всегда открыт и для наёмного убийцы. Пока моим миром правят деньги и пока для юности будут существовать иные ценности, всё так и будет. Я не могу знать того, кто всё-таки доберется до последней утехи моей старости. Им будешь не ты, в этом я могу быть уверен. Тебе ещё предстоит исчерпать до дна обретенные тобой новые ценности. И только тогда ты вспомнишь мои слова о том, что неисчерпаемо даже в старости. Береги свою добычу. Ты пришелся мне по душе, юноша. Как видишь и я что-то могу помнить из ваших безоглядных ценностей.
– Ты же совсем не знаешь меня.
~ Зато я знаю себя. Я умею любить, я могу следовать за господином моего сердца куда угодно. Я знаю тысячу способов возбудить в тебе страсть, и знаю тысячу средств, как заполнить собой твое время, отдаления от повседневных забот. Только ласкай меня иногда, только не бей меня никогда и никогда не гони прочь с глаз своих. Я умею быть тихой и незаметной и не утомлять тебя своим присутствием. И никогда не буду требовать, чтобы ты любил меня так же самоотверженно, как это умею я.
– Однако...
~ Не задумывайся об этом, я возьму на себя заботу об этой стороне твоей жизни. Только скажи мне уже сейчас, что я тебе хотя бы... интересна. – Я только успел набрать в грудь воздуха, чтобы сказать ей, как она меня поразила своей красотой и изяществом.
~ Нет, не говори мне, что я красива и стройна. Напоминая мне мои несомненные достоинства ты уходишь от ясных ответов. Просто скажи, что я тебе нужна.
– Ты уже занялась мной основательно, но и тебе надо узнать кое-что о нравах северных людей. Наша жизнь не так проста и поверхностна, как у вас. Мы более осмотрительны в своих поступках потому, что помним их лучше, чем приятные, но всё же слова, и поэтому не спешим словами опережать дела. Мы более сдержанны в том, что в нас происходит, потому что не всё в нашей жизни гладко и лучше не спешить высказать всё, что у тебя на душе, чтобы не брать свои, не очень лестные, слова обратно. Мы менее чувственны на показ, особенно в любви, потому что для нас, во всём этом, остается так и не постигнутая тайна. Ты владеешь искусством любви. Я владею силой любви. Эта сила смела все преграды на моем пути сюда. Но эта сила не открыла мне эту тайну. Я не знаю достоин ли я такой твоей любви и не знаю до сих пор, в отличии от тебя, что такое моя любовь. Для меня ты чудесное создание. Прими пока мое восхищение тобой.
~ Твоя речь необычна и приводит меня в ещё больший трепет. Я училась речам и мужчин, мне не ведомо то, о чем ты говоришь, но я понимаю, как ты говоришь. Я научусь понимать и это, я создана для любви, и для меня нет ничего недоступного в этом. Я узнаю ваших женщин и узнаю почему они пробуждают в вас такое мощное непредсказуемое чувство. Но не уходи от моей мольбы, я должна знать, что росла в ожидании своей судьбы не зря, скажи, чтобы я это поняла.
– В моих краях, когда парень уверяется, что его чувства не будут отвергнуты, он, вот так же как я, находит удобный момент и преклоняет колено перед своей избранницей. Он этим показывает ей, на сколько серьезны его намерения в том, что может последовать, и у неё есть ещё время остановить его. Быть может он всё таки поспешил со своей уверенностью, или она считает, что её время ещё не пришло. У нас нет того, чтобы просто сказать другому, что он ошибся. Сам он в себе ошибиться не мог, а наказывать человека за такое безответное чувство у нас не принято. У нас дано безоговорочное право женщине – таить свое чувство от всех, а она, если захочет, может чуть намекнуть своему избраннику, что может не отказать ему. Был бы только избранник мечтающий о ней.
~ Что я должна сказать?
– Сказать, только в том случае, если отвергаешь, Сказать, хоть шутливо, хоть игриво, хоть серьезно, но то, что даст ему понять, что следует подняться с колена, не продолжая дальнейшего. Для того, чьи чувства ко всем пустые и лукавые, – сказать, может жестоко, может равнодушно. Для того, чьи чувства ты уважаешь, но не можешь ответить взаимностью, – сказать так, чтобы не отбить у него охоту повторить эту попытку с другой. Тому, кому ты в конце концов не откажешь, – сказать, что он торопит время и от него не уйдет то, что может ему принадлежать.
~ Нет, нет, я молчу. Ни каких тайных мыслей у меня нет, я прекрасно поняла, зачем всё это. Ты первый мужчина которого я полюбила сразу же, как только ты пришел именно ко мне, именно за мной.
– Х-м, да уж... Далее предлагают своей избраннице свою руку, подтверждая этим свою готовность, идти далее с ней по жизни вместе и быть всегда ей опорой во все трудные для неё времена. И предлагают избраннице своё сердце, подтверждая этим, что все его прекрасные слова были не пустым звуком, а исходили из его честного сердца, и все его прекрасные чувства не были лукавыми, а исходили из его чистого сердца, и это сердце будет отныне принадлежать только ей одной. Наши женщины так же жертвенны как и вы, и поэтому им нет нужды подтверждать то же самое. Она просто сверху вкладывают свою ладонь в протянутую и открытую, ей на встречу, ладонь мужчины. Всё скрепляется их нежным и уже не земным пожатием... Да, вот так...
~ Ты слышал что говорили караванные стражники?
– Да, слышал.
~ И что же, теперь ты ночами не будешь спать или отберешь у меня стилет?
– Не надо на ровном месте спотыкаться. Я знаю случаи гораздо пострашнее и от этого доверие к друзьям у меня только больше растет. Жить рядом с близким человеком, в таком же напряжении, что и с врагом за спиной? – Не для этого я вырос и выжил среди друзей, чтобы ... Я, за жизнь свою, ни перед кем не дрожал.
...
– Я смерти никогда не боялся и жизни тоже не боюсь. Всем суждено когда-то с жизнью распрощаться, и легко тому, кто что-то успел в своей жизни. Счастье не может быть наполовину счастьем, судьбе было угодно связать нас взаимными обещаниями. Если бы я пообещал кому-то склонить свою голову перед его мечом, то даже бы не раздумывал. И если бы я, не вовремя проснувшись, успел непроизвольно удержать руку друга, вознамерившегося зарезать меня спящим, то придя в себя, и постигнув всё это, пожалел бы о своей резвости. Мне не дано убивать своих друзей и суженых, и существовать потом, с предавшим меня другом, в одних пределах... Не дай мне господь такого наказанья, за мою веру во всё человеческое.
...
– И обо мне можно было бы всякого нарассказывать, обыгрывая все мои деяния, тем более, что часть их уже никто вживе не расскажет. Так что и тебе остается жить, либо поверив сразу и навсегда, либо не веря никогда.
~ Для тебя всё слишком просто. Ты всё стремишься сделать гораздо проще, чем всё может быть. Для меня же всё не так просто. Я росла там, где людей уважают именно за то, что они могут в одно мгновение всадить нож в спину. Я росла там, где один хвалится перед другим обманом как доблестью. Но я росла и там, где женщина, может отдать свою жизнь только потому, что пообещала себя кому-то. Но я росла и там, где женщина, опережая события и мысли, успевает встать на пути стрелы, предназначенной её кумиру... Подари мне ночь любви и я навсегда избавлюсь от своих сомнений в себе самой. Подари мне минуту любви и я навсегда избавлюсь от своих страхов, которые внушил мне напоследок мой покровитель. Докажи, что твои сильные, добрые руки способны и на неземные ласки, и тогда, как бы нас не разлучали, об меня разобьется всё что встанет на пути к тебе. Увлеки меня сегодня за собой от всего суетного и бренного, чтобы во мне забылось всё, что существовало до тебя, и моя жизнь, наконец-то, обретет свое начало. Прошепчи мне, что так хорошо не бывает и это всё сон. Прошепчи мне то, что не сможешь потом повторить вслух и я, уже не разлучась, вместе с тобой, буду искать спасение от всего неподвластного рассудку в остатках сна и, повторяя мелодию звуков забвенных слов, буду надеяться ещё раз услышать эти слова, забывающиеся сами по себе. Поверь, я не запомню сами слова, их можно повторять сколько угодно, не боясь, что я приму их за неспособность сказать что-то новое. Мне достаточно даже одного единственного слова, сколько бы ты его не повторял. Освободи меня из темницы скованных чувств и мои сны перестанут составлять сладость моей жизни и я буду спешить проснуться в тот мир где уже есть ты.
– Это ошеломляет покрепче опия. Я не готов к этому так вдруг. При таком ожидании чудесного, я боюсь что-то сделать не так.
– Не надо думать, доверься мне, я буду тебе чутким проводником наши чувств. Сядь ко мне поближе... вот так. Себе я налью сладкого шербета, а тебе немного вина, самую малость. Я преклоню голову на твое плечо, а ты, как всегда, расскажи чем был полон это день... – Мы сидели бок о бок и она, ещё чуть сдвинулась ко мне, перекрыв своим плечиком мое плечо, прижавшись нежными завитками волос и, плавным, повторным движением головы, – прижавшись виском к моей щеке, прикосновение неведомым, теплым, ласковым продолжением всего тела, прикосновение всего лишь челом, прикосновение обжигающее мои чувства...
...
~ Ты оказался на столько нежен и ласков, что мне хотелось удержать всё это как можно дольше. Может я сдерживая мучила твою плоть несколько дней, но для меня не было большего счастья в таком долгом, таком, исчерпывающем всё без остатка, сближении, в котором я и сама дошла до предела желаний. Теперь я знаю всё, теперь никто из женщин не может знать больше меня об этом. Мои неясные желания наконец-то нашли подходящее прибежище для своего успокоения. Ты будешь освобождать их, когда им станет жарко и тесно?
– Я обрел неожиданное. У меня всего этого не было прежде. Это новые для меня ощущения и я пока не знаю предела ни их насыщения, ни их истощения, не знаю возможностей пополнения их источника, не знаю причин их оскудения. Как каждый, не имевший опыта, я наслышан всякого взаимоисключающего вокруг этих ощущений. Единственное, что я теперь знаю точно, так это то, что они значат для тебя. И мне хочется, каждый раз, видеть твое блаженство, твое забвение и твои восторженные глаза, когда ты наконец их открываешь.
~ Мне хочется многого, но мне достаточно даже твоих ласковых прикосновений, нежности твоих объятий и твоих, всё так же нелукавых, слов...
Всё вдруг встало на свои места. Будущее обрело полную ясность. Теперь понятно куда и зачем мы направляемся, теперь понятно, чем начнется завтрашний день и какими будут все мои дневные заботы. Многое, не слишком ранее нужное, вдруг обрело смысл. Раньше, всё равно было как питаться, где питаться, тратить ли в этот раз воду на умывание, спрашивать ли караван-баши о проблемах, тащиться ли на пирушку или пропустить на этот раз, помнить ли о погоде нынешней весной и помнить обо всём, что нужно для нормального житья-бытья того, за кого ты теперь отвечаешь больше, чем за себя, и прикидывать, сколько ещё дней пути до обновления необходимого на ещё переход, и на сколько может измениться погода...
Всё стало сложнее учитывать и стало проще знать что впереди. Впереди жизнь без прежних сомнений и необходимости всё время выбирать, что её больше заполнит. Впереди всё те же опасности и трудности, но страха к ним не прибавилось – жизни прибавилось вдвойне и, разумеется, убавиться жизни, благополучия, радости может вдвойне или даже втройне вскорости.
Я почему-то верил своим сотоварищам, что ничего в их жизни не изменилось после обретения жены, – ко всем обретениям – ещё одно, и видел, что и впрямь, ничего в их разудалой жизни не изменилось. Жены им хватало на время всё того же краткого отсутствия вне кампании. А для меня, прежде не было такого же прочного интереса в жизни, как у них, – ничто не занимало надолго, ничто не становилось смыслом время-проведения. Неужели для них всё так и осталось бессмысленным, всё опять продолжилось заведённой круговертью. А для меня вся жизнь перевернулась. Всё, ранее непонятно обременительное, вдруг прояснило свой смысл. И стали понятны заботы отца-матери и сосредоточение их не на самом развеселом в этой жизни. Может они и не всё нужное делали – что-то излишнее, но главное теперь у меня одно с ними, и я его, благодаря им, знаю. Не обязательно я буду пахать землю, как они, но работать на достаток в доме придется. Дело женщины – хранить тепло семейного очага, дело мужчины – оградить её и детей наших от уродливой жизни, от жестокостей жизни, от обездоленностей жизни, от повсеместной жизни, как её уродует зло животной сути человека.
Единственное что я не знаю – постигнут ли меня предательство и измена тех, кому я один за другим доверяюсь. Их теперь у меня семеро, с родительской семьёй, и судьба моя единственная, зависит от каждого из них по отдельности. Доля не лучшая плена, царского гнева или унижения, или гибели близкого. И снести придется и такое, если суждено, но, если мои мольбы что-то изменяют в этом мире, то избавь меня судьба именно от предательства ибо не собираюсь сомневаться в тех кому доверился.
2006г, 2008г.
Использование произведения, большее чем личное прочтение, оговаривается открытой наследуемой А.теД лицензией некоммерческого неизменносодержательного использования в интернете